Разрешите мне привести одну интересную цитату 1987 года. Принадлежит она компьютерному лингвисту Журавлёву.
Что ж, разберемся повнимательнее. Не так давно появились было в языке и быстро исчезли два слова «искож» и «кожимит». Первое означало «искусственная кожа», а второе — «имитация кожи». Слово «искож» в речи вообще не прижилось, тогда как кожимит существовало довольно долго (пока химия не завалила нас таким разнообразием «кожимитов», что им нет ни числа, ни названий). Думаю, победу кожимита в соревновании с искожей (или искожем?) обеспечило не только лучшее устройство морфологической формы <…> Видимо, чувствовалась и более высокая семантическая точность слова кожимит. Вот если бы человек своим искусством создал материал, который можно было бы приживить на место поврежденной естественной кожи, и этот материал функционировал бы так же, вот это была бы действительно искусственная кожа. <…> А раз этого нет, то это — кожимит.
Слова «имитация» и «искусственный» не всегда так строго различаются в нашей речи. Может быть, потому, что время всего искусственного и имитации всего, чего угодно, только еще начинается и мы еще недостаточно основательно разобрались в сложностях и тонкостях этого процесса? Говорят «искусственный мрамор» и «имитация мрамора», «искусственный дождь» и «имитация дождя». Это примерно одно и то же. Но вот вместо «искусственное орошение» нельзя сказать «имитация орошения». Получится, что никакого орошения нет, а создается только его видимость. То же самое «искусственный отбор» или «искусственный спутник». Так что имитация — это скорее подделка, видимость, обман. Имитируется лишь внешняя сторона явления, его сути имитация не отражает. Например, имитация бурной деятельности. Как видим, язык постепенно все четче разграничивает понятия искусственности и имитации.
Такое же разграничение стремится провести и автор между понятиями искусственный интеллект (искинт) и имитация интеллекта (интимит), считая, что искинт — название принципиально неверное и что есть смысл говорить лишь об имитинте.
В чём тут дело? Подобный интеллектуальный инструмент должен быть, как ни странно, предсказуем («страж-птица» у подобных искусственных интеллектов будет раз из миллиона, чаще будет фигня всякая наподобие «взбесился, начал громить всё вокруг — и получил разряд тока»). И потому пусть он ошибается, но не пытается познавать мир через своё ограниченное окно. Пусть познаёт только переводческие шаблоны.
А художественный переводчик вообще занимается разовыми по-настоящему интеллектуальными задачами — то есть творит новое. Его не заменит ни один автомат. Допустим, Нора Галь открыла офигительный нюанс художественного перевода: перевод пола персонажа, чтобы его имя соответствовало гендерной роли. Читаем её «Слово живое и мёртвое».
В начале «Письма заложнику» Сент-Экзюпери есть образ: Лиссабон как мать — слабая, беззащитная, она верой в призрачное счастье пытается отвести от сына беду.
По-французски Лиссабон женского рода. Но по-русски... Не может же переводчик переименовать город, даже если это ему нужно позарез! И молодой переводчик в первой журнальной публикации выхода не нашел. Напечатано было так: «Лиссабон улыбался несколько вымученной улыбкой; так улыбаются матери, не получающие известий с фронта от сына и пытающиеся спасти его своей верой: "Мой сын жив, раз я улыбаюсь..." "Посмотрите, как я счастлив и спокоен, – говорил Лиссабон, – и хорошо освещен..." ...праздничный Лиссабон бросал вызов Европе: "Можно ли делать меня мишенью... Ведь я так беззащитен! ..."»
И образ пропал, он не убеждает. Ну, а как быть? Оказалось, вывернуться все-таки можно: «И столица улыбалась через силу... Столица Португалии словно говорила: "Смотрите, я так безмятежна, я такая мирная и светлая... Разве можно на меня напасть... я так беззащитна! "» Столица есть поблизости и в оригинале — и вот там по-русски без малейшего ущерба можно сказать Лиссабон.
Трудней было «выкрутиться» в «Маленьком принце». Вот появился прекрасный цветок, его нрав и поведение явно женские. По-французски la fleur женского рода. Мужской род здесь, хоть убейте, невозможен! Но поначалу нельзя прямо назвать цветок розой, принц этого еще не знает. И снова выручила замена: неведомая гостья, красавица. В таких случаях необходимо как-то схитрить, извернуться, чтобы сохранить главное.